Его всегда окружала музыка – он рос в Доме композиторов, в семье прославленных музыкантов и ничем иным, кроме музыки, даже не мыслил заниматься. Его крестным отцом в профессии стал маэстро Ниязи, который всегда служил примером, вдохновлял юного Ялчина и даже дал ему рекомендацию для поступления в Ленинградскую консерваторию. Сегодня Ялчин Адигезалов - наиболее востребованный отечественный дирижер, искусству которого аплодируют в Европе и Азии, Америке и Африке, народный артист Азербайджана, заслуженный деятель искусств, профессор – считает своей главной миссией по жизни активную пропаганду азербайджанской музыки. Читателям Nargis маэстро Ялчин Адигезалов поведал об успешном шествии азербайджанской музыки по планете и ответил на волнующий многих вопрос: можно ли обучиться искусству мугамного исполнения?
Какой проект стал самым запоминающимся в текущем году?
Для меня все проекты, над которыми я работаю, значительны и важны, я не делаю никаких градаций. Но в этом году особенно запомнились два события. 10 мая 2017 года в Киеве мы играли концерт, посвященный памяти нашего общенационального лидера Гейдара Алиева. В Большом зале Киевской филармонии в исполнении ведущего, Государственного академического симфонического оркестра Украины, впервые прозвучал концерт, полностью состоящий из произведений азербайджанских композиторов, которые были особенно дороги Гейдару Алиевичу. Не секрет, что он был тонким ценителем и знатоком музыки и всегда оказывал музыкантам в республике всяческую поддержку. В день его памяти мы играли Узеира Гаджибекова, Кара Караева, Фикрета Амирова. С народным артистом, ректором Бакинской консерватории Фархадом Бадалбейли исполнили любимый Гейдаром Алиевичем Концерт на арабские темы Ф.Амирова и Э.Назировой. Затем мы поехали во Львов, на открытие грандиозного, двухнедельного фестиваля музыки, в котором участвовали музыканты из 30 стран. В начале сентября, на оперном фестивале имени Марии Биешу в Молдове, мы представили с международным составом солистов «Пиковую даму» Чайковского. Позже, на Фестивале Узеира Гаджибекова, выступили с Анкарским оркестром. А 18 октября азербайджанская музыка прозвучала в Днепропетровске. На Jazz-фестивале вышли на сцену вместе с легендарным Мишелем Гальяно.
С каким чувством обычно выходите на сцену?
С приятным волнением. Но пульс слегка учащенный и сомнения гложут... Ведь я выхожу к коллективу, в котором сто человек, каждый со своими мыслями, проблемами, но зритель не должен этого чувствовать... Мы – одна команда и должны выдать ожидаемый результат. Многое замыкается на дирижере: ему нужно суметь пробудить во всех вдохновение – чтобы зритель ушел с концерта очарованный и задумчивый.
Наверное, Ваша жизнь расписана на год вперед? Сложно жить в режиме, когда часто просто не принадлежишь себе?
Уже на два. Но я по-прежнему сам себе принадлежу абсолютно. Я принадлежу себе, своей семье, своим друзьям, своей стране. В таком режиме жить непросто, но я всегда этого хотел, я стремился к этому, и это мой выбор. И дай Бог, чтобы это продолжалось как можно дольше! Просто к такому режиму я стараюсь быть готовым физически – плаваю, бегаю, катаюсь на велосипеде... А жизнь артистов расписана не по их вине – это концертные залы расписаны на годы вперед. Если, к примеру, мы захотим дать концерт где-нибудь в Пекине в 2019 году, нам могут сказать: ребята, вы опоздали. Это раньше концерты давали по выходным. Теперь концерты ежедневно, а то и по два-три в день.
Какой спектакль для Вас самый сложный для исполнения?
Нет легких спектаклей, концертов, все сложные, все зависит от уровня исполнения. Например, фортепианные концерты Гайдна можно сыграть в первом классе, но их часто играл великий Рихтер – и как играл! Можно, конечно, отнестись ко всему, как говорится, вполноги. Но если ты идешь глубоко, работаешь профессионально, внедряешься в материал, то все сложно. Легко ничего не дается. «Князя Игоря» мы ставили в Турции, в Аспендосе – знаменитом античном амфитеатре. На сцене были живые лошади, верблюд, 150 человек хора, колоссальный оркестр, в зале 10 000 зрителей... Было непросто, но публика увидела грандиозное зрелище!
Какое наставление оставил Вам Ваш знаменитый отец Васиф Адигезалов?
Он наставлял нас с братом: никогда ни у кого ничего не просите, делайте что должно, и Бог все даст. То есть если будете правильно жить – все будет. Поэтому мы с братом стараемся жить внимательно, быть честными перед Всевышним.
У Вас такая прославленная музыкальная династия! А насколько серьезно к музыке относятся Ваши дети?
Очень несерьезно! Дочь учится на врача, старший сын – на финансиста, а младший, школьник, воюет с нами. Мы пытаемся заставить его хотя бы час позаниматься на рояле, а он отвечает: с удовольствием, но только после того, как поиграю два часа в футбол!
Кто занимается Вашим гардеробом? Придерживаетесь ли модных тенденций?
Модных тенденций не придерживаюсь, но в одежде главные критерии – качество и удобство. В поездках, между репетициями, могу что-то купить, но лишь то, что мне действительно необходимо. Лишних вещей у меня нет. Единственно, к чему я придирчив, – это обувь, ведь я постоянно на ногах. Ноги для дирижера, кстати, не менее важны, чем руки. Ну, и фраки – это уже индивидуальный пошив. У меня есть потрясающий мастер в Стамбуле, очень известный портной, у него получаются какие-то невесомые фраки из натуральных тканей, в них очень удобно работать.
Какой результат принесло появление новой Национальной консерватории?
Время показало, что это был мудрый шаг. Правда, поначалу никто не понял. Было даже много противников, которые не могли понять, зачем отделять «народников» от «классиков»: все, мол, должны вариться в одном котле. Я преподаю в обеих консерваториях. Постоянно приглашаю с собой в поездки выпускников Национальной консерватории в качестве солистов. Правда, в последнее время их сложно застать на родине – все постоянно в разъездах. Они настолько популярны, что на Новруз, День Республики или Независимости их разбирают просто как горячие пирожки! Удивительно, насколько повысился уровень виртуозности наших молодых таристов, кеманчистов и певцов – такого никогда не было, это просто какой-то ренессанс! У нас всегда были хорошие исполнители, но не в таком количестве, как сейчас. И между ними даже существует здоровая конкуренция. Если вы рано утром зайдете в Национальную консерваторию, то увидите, что на разных этажах в залах репетируют несколько оркестров.
Как часто гастролируете с программой из произведений азербайджанских авторов?
Пропаганда азербайджанской музыки – дело всей моей жизни! Во всех моих зарубежных концертах, где бы я ни выступал, от Европы до Азии, – везде первым номером программы «Азербайджанское каприччио» Фикрета Амирова. Гениальное сочинение, длящееся всего восемь минут, в которые автор смог вместить всю историю страны. Само название может быть уже визитной карточкой дирижера – по нему понятно, откуда я, какую страну представляю. Это произведение имеет эффект неожиданности – зритель неизменно испытывает потрясение, шок. Кстати, впервые в истории наших дипломатических отношений скоро мы даем концерт в Ханое, столице Вьетнама. И «Азербайджанское каприччио», как всегда, будет первым номером.
Есть ли у нас яркие музыканты – представители молодежи?
Есть. И среди них несколько молодых музыкантов, которым я мог бы предсказать большое будущее. Есть чрезвычайно одаренный пианист,мы давно ждали появления такого пианиста у нас – и он появился: Эльданиз Алекперзаде, студент первого курса. Мы с ним уже выступали, и в октябре будем опять играть в филармоническом концерте в Баку. Есть очень талантливый композитор Аяз Гамбарли, с хорошей подготовкой, грамотный и в то же время ярко национальный. Мы на него тоже очень надеемся и исполняем его музыку в своих зарубежных концертах.
Как Вы относитесь к осовремениванию классических спектаклей?
Я всегда был против догм. Если замкнуться на каких-то классических канонах, не принимать во внимание, что на дворе XXI век, не экспериментировать, мы никогда не сможем привлечь в залы филармонической сцены молодежь. А мы не можем рассчитывать только на седые головы. Когда это сделано талантливо, со вкусом и, главное, убедительно – такой эксперимент имеет право на жизнь. Я сам обожаю экспериментировать.
Можно ли осовременить мугам?
Нет ничего более современного, чем мугам! Мугам – это такая особая субстанция, как глоток свежего воздуха, чистой воды. Как можно осовременить воду? Это молитва, так как все, что связано с духовностью, есть в мугаме. В чем величие Узеир бека? Он создал шедевр, который идет при неизменном аншлаге уже более 100 лет. До нее уже были «Аида», «Богема», «Кармен» – хиты оперной сцены. Но Узеир бек создал оперу на Востоке, где совершенно другие традиции. В 13 лет он увидел в Шуше сценку «Лейли и Меджнун» и спустя десять лет создал шедевр, который будет жить вечно. Узеир бек – восточный Моцарт. Я человек не сентиментальный, но каждый раз, когда звучит «Шеби Хиджран», у меня невольно увлажняются глаза. Может, оттого, что я азербайджанец, может, оттого, что тоже родом из Карабаха? А может, оттого, что я чувствую Узеир бека, как чувствую своего отца, который всегда для меня жив... Для меня Узеир бек – святой. На мой взгляд, если бы не было его – здесь не было бы ничего... Мы должны каждый день ходить на его могилу, кланяться и благодарить Всевышнего, что ниспослал нам такого человека!
А насколько вырос в обществе интерес к классической музыке?
Классическая музыка никогда не была музыкой масс.
Мама иногда рассказывает, как в 50-е годы они каждую неделю ходили в филармонию, в оперный театр, это было модно. Я тоже помню, как, будучи студентом Ленинградской консерватории, не мог попасть на концерт Евгения Мравинского – здание было окружено конной милицией. Ночь стояли в очереди за билетами, когда приезжал Горовец. Но даже тогда это не было массовым явлением. Классическая музыка – удел элитарной публики, приближенной к музыке. А нам в принципе и не нужны неподготовленные люди. Очень в этом плане показательна история с Узеир беком. Однажды на концерте, где звучали произведения из классического репертуара, последним должно было быть исполнено его произведение. Пришла разряженная городская публика, но на протяжении концерта постепенно из зала стали уходить зрители.
Устроитель подошел к Узеир беку и с тревогой сообщил об этом, на что композитор с улыбкой сказал: «Ничего страшного, мне как раз нужны те, кто останется». Вот и нам нужны те, кто способен понять и оценить классическую музыку.
Можно ли обучиться мугамному пению?
Мугаму в том чистом виде, в каком мы его знаем, – с его традициями, законами – вряд ли. Есть такой парень – Раван Исмайлов, 14 лет, мы уже выступали с ним в Украине, Турции, Вене. Его семья из Агдама, а сам он, как вы понимаете, там никогда не бывал. Но он поет с таким надрывом, с такой болью, словно видел всю эту трагедию собственными глазами. Этому научить невозможно, это передается по крови – все, что испытали его отец, его дед, передалось этому мальчику. Невозможно спеть вот так, не будучи выходцем из того региона. Мугам – это память крови.
Какую роль, на Ваш взгляд, играет музыка в жизни человека?
А какую роль играет солнце, море, природа в целом? Можно ли прожить без поэзии, литературы, живописи? Все зависит от интеллекта.
Есть ли у нас успешные импресарио, способные продвигать наши таланты на мировой музыкальной сцене?
К сожалению, институт менеджеров европейского масштаба, занимающихся организацией выступлений талантливых артистов, у нас абсолютно не развит. Это очень прибыльное, но невероятно сложное дело.
Ожидаются ли премьеры с Вашим участием в новом сезоне?
Несколько мировых премьер, есть даже сочинения, которые пишутся специально для меня.
Кем бы Вы стали, если бы жизнь не связала Вас с музыкой?
Я не мог не стать музыкантом. Ничто в жизни не волнует меня так глубоко. В нашей семье все - врачи, лингвисты и музыканты. Еще меня интересует спорт, может задеть за живое.
Что Вы пожелали бы начинающим музыкантам –дирижерам, почувствовавшим в себе потенциал?
Самый большой грех для музыканта – предать Музыку. У каждого есть своя икона, на которую он молится, свой кодекс чести, законы, по которым он живет. Музыка – икона для нас. Дирижер – это посредник, его в каком-то смысле можно сравнить со священником – посредником между Богом и людьми: так и дирижер – посредник между композитором и слушателем, некое соединяющее звено.
Часто, после тяжелого спектакля, не можешь заснуть от боли и перевозбуждения... Но наступает утро – и ты благодаришь Создателя за лучшую в мире профессию, за великую силу Музыки!
