«Нет! Интервью мы не даем!» – «Нет, вы послушайте, давайте я зачитаю вам только первый вопрос...»
‒ причитания, уговоры, железобетонные отказы и наконец – заветное: «ладно, подождите». Дверь в гримерную закрывается... за всем этим наблюдает кучка иностранных журналистов. Ждут все. Сердцебиение учащается... минута, две, пятнадцать. затем все в лучших традициях классического кинематографа – двери отворяются, яркий свет падает на главного героя и, как приглашение в лучший мир, звучит: «Проходите».
Чувствовала ли я страх? Нет. Чувствовала ли адреналин? О да! Беседу с Сергеем Шнуровым можно считать профессиональным крещением для журналиста. Один лишний или поверхностный вопрос – церемониться не будут! Интервью он дает крайне редко. Часть имиджа, нежелание общаться с прессой? А может, четкий принцип: «Вот вам мое творчество, а дальше – разбирайтесь сами».
Встречайте: главный хулиган российского, прости Господи, шоу-бизнеса. Почему «прости Господи»? потому что сужать его до какого-то формата как минимум несправедливо.
Человек-феномен, хотя и это уже клише. Рок-музыкант, киноактер, телеведущий, прозаик, поэт и художник, «главный маркетолог России» (как он сам себя называет), человек и музыкант 2016 года по версии GQ, вдобавок причислен к лику святых (справка прилагается).
Сальвадор Дали как-то сказал, что никогда бы не купил свои работы. А Вы, будучи зрителем, слушали бы Шнура?
Нет. Но, будь нужна мне рекламная кампания, я бы заказал ее именно Шнуру. Наверное, просто потому, что больше некому.
Значит, Шнур работает по запросам рынка?
Конечно. Все работают по запросам рынка. Просто кто- то это осознает, а кто-то нет. Кто-то себе надумывает, что он занимается некой альтернативой, хотя и альтернатива – это всего лишь один из сегментов рынка.
Когда про музыканта можно сказать, что он уже не тот?
Всегда.
Значит, это постоянная работа над собой?
Важно помнить, что контекст бесконечно меняется, и ты не можешь оставаться со старыми идеями при новых условиях. Или, вернее, ты должен понимать, что идеи, даже если они старые, играют уже совсем по-другому. Жизнь и время очень ускорились, контекст меняется быстрее, чем ты можешь осознать.
Но когда ты «должен работать, чтобы заработать», творческий процесс теряет свою душевность...
Ничего он не теряет. Для кого-то деньги могут и не быть мотивацией, для меня деньги – мотивация. Я очень уважительно отношусь к деньгам, особенно к заработанным мной самим.
Ваша музыка – отражение Вашего внутреннего мира или, наоборот, попытка скрыть его?
Любая подделка так или иначе – пускай криво, пускай косвенно, пускай даже наоборот ‒ так или иначе отражение внутреннего мира. Человек не может произвести то, чего в нем нет. Так что, даже если я маскируюсь, я маскируюсь только теми средствами, которые у меня есть внутри. У человека, кроме человека, нет больше ничего. Безусловно, я всегда стараюсь заложить смысловой бэкграунд в любые наши произведения ‒ песни и особенно видеоработы. Вообще, если структурно разбирать песни, то они не так просты, как кажутся на первый взгляд. И, кстати, об этом уже совсем скоро выйдет книга в издательстве «Новое литературное обозрение», она будет содержать статьи маститых филологов и лингвистов по поводу нашего скромного искусства.
После того, как Вы оставляете все эмоции на сцене, Вы не чувствуете себя опустошенным?
Нет. У меня не остается глубокого опустошения или моральной усталости, скорее наоборот: после концерта мне сложнее успокоиться.
Вот какая проблема. Я не ухожу со сцены, как какой-нибудь бегун или боксер, который затем падает замертво. У меня адреналинище еще гуляет да гуляет! Бывает, что часов пять еще не могу уснуть. Такой выплеск адреналина, весь спектр химических процессов! «А что потом?» – спросите вы. А ничего, потом засыпаешь. Нет, это не сбор себя, как частей пазла. Я на сцене не устаю – мне там нравится, я там живу и чувствую себя органично, как рыба в воде. Мне порой в какой-то житейской ситуации бывает сложнее, чем на сцене.
Как проходит творческий процесс?
Всегда по-разному. Тут подходы могут быть самые разные. Вначале, конечно, продумывается музыкальная составляющая, и только затем подбирается текст. Россия ‒ литературоцентричная страна, а не ритмичная, поэтому слова очень важны.
У русских вообще в крови – пострадать, поплакать, вся русская литература построена на трагизме...
Русские по составу крови мало чем отличаются от других наций. Другое дело, что социальный фон создает вот такого рода реалии. Культурная преемственность тоже способствует странному эффекту «страдолюбия» ‒ вот как я это назвал бы. Этим совершенно замечательно пользуется русский рок, да и русская попса. Но не думаю, что лучшее, что дала миру русская культура, основано на лирике. Мне, например, очень нравится, как звучит «Калинка-малинка». Абсолютно честно! Или «Вдоль по Питерской». Это же плясовые песни!
Эмоции у любого народа, по большому счету, могут как высоко воспарять, так и низко падать. Просто у нас смещены акценты: у нас взгляд на русскую культуру и на русского человека ‒ как на обреченного страдать. Это не так! И «Ленинград» это преодолевает. Сегодня в нашем обществе принят штамп жертвы. Чем хороши штампы? Они работают. Если у одного сработало ‒ значит, и у тебя сработает. Так это и распространяется.
Социальный вирус. Все начинают рассказывать о своем «тяжелом пути»: что он «парень с района», «ночами не спал, но делал свое дело», «последние копейки тратил»... У меня в биографии такого нет. Я всегда был успешным, у меня всегда все было хорошо. Поэтому мне, к сожалению, не удастся поделиться такими горестями.
О чем лучше петь сегодня?
Неважно, о чем петь. Главное ‒ слышать новый язык. Это самое определяющее. Язык Шнура ‒ это не только брань. Новый язык ‒ это тот язык, на котором говорит народ. Язык меняется всегда, это не постоянная структура, не константа. И если ты слышишь эти новые сочленения, новые связи, новые слова ‒ ты либо понимаешь, чувствуешь этот язык, либо создаешь его, как Владимир Владимирович Маяковский, либо слышишь его, как Бродский слышал язык 1970 ‒ 80-х годов.
Бродский очень хорошо чувствовал язык своей эпохи. Хотя он весь из себя такой античный, но понятно, что в античности Бродский не мог бы существовать. Он абсолютный продукт 60 ‒ 70-х...
Тех, кого Вы назвали, цитируют и сегодня. А Шнурова, как думаете, будут цитировать?
Нет, не думаю. Ведь, если говорить о методологии, Шнур ‒ непоследовательный. Тот же самый Бродский ‒ он последовательный, Маяковский ‒ последовательный. А Шнур занимается непоследовательными вещами: я расширяю границы искусства, и это самое интересное. И, кстати, хорошо, что интервью мы начали с Сальвадора Дали. Мы с ним как-то близки по методологии, по подходу.
Если вернуться к этому гению, с которым Вы так близки, то известно, что Сальвадор Дали всячески развращал свое окружение. Шнур идет тем же путем?
Я мечтаю делать это больше, лучше и чаще.
Потому что это легче? Ведь запретное всегда притягивает. Затянуть на неверный путь куда легче, чем образовывать, просвещать, вытягивать на новые уровни...
Никого никуда вытягивать не надо. Давайте разбираться, взяв все в исторической перспективе. Например, если возьмем XVIII век, грамотных русских было процента два, а может, и один.
Но человечество должно двигаться вперед, а не назад...
Вы знаете, а может, компьютерные игры и ведут вперед?.. Вообще чтение ‒ это практика, которая не так давно существует и не так давно распространена. То, что люди сейчас общаются при помощи того же самого смартфона, привело к тому, что писать стали гораздо больше, чем читать. Люди стали писателями! Плохо это или хорошо – не знает никто. И именно народ меняет язык, хотя еще совсем недавно некоторые не писали вовсе. Единственное, что им приходилось писать, ‒ это заявления в милицию или в жилконтору. А сегодня люди пишут тексты огромных объемов. Это хорошо или плохо? Это ли не образование? Это ли не цивилизация?
Давайте отдохнем от мировых проблем... Вы впервые у нас, в Баку?
Да, в первый раз. Успел немного погулять. Не знаю почему, но у меня сложилась немного странная ассоциация: мне показалось, что это некий такой восточный Париж...
Так часто называют наш город.
Да?! Я угадал?! Класс! На Париж похоже.
Архаики у вас точно нет, а представления об исламе и Кавказе можно составить лишь стереотипные. Удачное сочетание, мне очень понравилось.
Должна сказать, Вы заметно помолодели...
Да, я похудел. Я просто побежал ‒ с лишним весом тяжело преодолевать длинные расстояния. Вот я и бегаю в день по десять километров, а это немало. Лишний вес мне сейчас не нужен.
Интервью: Арзу Джаид, Фото: Сергей Берменьев
Материал опубликован в пятьдесят пятом номере.
